![]()
| Далекое детствоИз детских лет мне запомнились годы войны. Когда началась война, мне было шесть лет. Я помню, как утром 22 июня мама проснулась от гула самолетов и страшного освещения и стала будить нас, детей, а нас было четверо: Мария, Ольга, я и Аня — и говорит: «Дети, вставайте, одевайтесь, наверно, война». Мы поднялись — и к окнам, а там гул самолетов, рев от сбрасываемых бомб и страшное освещение, освещение такое, хоть иголки собирай. Это было на рассвете, а где-то часов в 9 утра по дороге из Лыщиц через деревню пошли немецкие войска, танки и другая техника. И вот уже с первого дня войны мы оказались в оккупации. Помню, папу и маму гоняли на работу, на строительство дорог, ибо папа всегда ездил на своей повозке, а мама была с лопатой. В польском костеле была немецкая комендатура. Если земляных работ не было, то маму забирали туда, в комендатуру, на кухню. Там их нагружали работой, ничего не признавали: болен ты или нет, иди, иначе получишь нагайкой. И еще помню, как молодежь угоняли в Германию. Нашей Марии (она с 1925 г. р.) пришла повестка явиться. Забрали ее в Брест и там до отправления в Германию их содержали под проволокой колючей, чтоб не сбежали. И вот родители продают корову, чтоб подкупить полицая и спасти Марию. Нашли такого человека в лагере, заплатили ему, и он пообещал помочь, но сказал маме: «Принесите плед и подойдите к выходу, я ее выпущу через проход, а дальше — ваше дело, сумеете — спасайте, поймают, я не отвечаю». Мама рассказывала, что те минуты, пока она ее ожидала, показались длинными годами. И мама все-таки ее спасла и домой не повела, а повела к родственникам, которые жили в д. Вистичы (это от нас, примерно, километров 12). И там Мария прожила месяца три. Потом вернулась домой и долгое время скрывалась. Потом начали забирать тех, кто с 1926 года. Повезли мама с папой ее в Лыщицы, но там посмотрели, что она с 1925 года, и отпустили. Помню, как молодежь, чтоб не отправили в Германию, пряталась, уходила в поле, ибо немцы начали облаву. И вот однажды сказали, что будет облава, и мы свою Марию спрятали под матрац, а наверх посадили нас, детей. И, конечно, помню, когда заканчивалась война, то в течение месяца мамы с малыми детьми сидели в погребе у Тимона Шиша. Было страшно, рвались снаряды и бомбы, нас мамы выводили на улицу только по нужде. Однажды пришел немец, услышал детский плач и начал спускаться в погреб, держа в руках гранату, но тут женщины стали умолять пожалеть детей, не убивать, и он не бросил гранату. Женщины начали предлагать ему яйца и молоко. Так что мое детство — это война.В сентябре 1944 года открыли школу, и я в 10 лет пошла во второй класс. Учителя тогда в нашем понятии это были боги, которым мы поклонялись, и нам хотелось тоже стать учителями. Учиться старались хорошо, ибо мечтали о высшем образовании. Кроме учебы, мы все были общественниками, первыми вступили в пионеры, как и наши родители — первыми в колхоз, потом были первыми комсомольцами. Старались быть везде первыми: участвовали в художественной самодеятельности, ставили спектакли, причем соревновались классами, никто нас не заставлял этим заниматься, а сами, по своей инициативе, все это делали. Дисциплина всегда была на высоком уровне, в нашем классе только Шиш Иван иногда ее нарушал. Еще запомнился из школьной жизни день, когда умер Сталин. Мы все плакали! Это было в 9-м классе. На пионерских слетах мы тоже всегда были первыми, нас поощряли как отличников и хорошистов. Очень много физически трудились и дома, и в колхозе. Наша семья все время жила в нищете. В 1942 году родился Миша, в 1945 году — Лида. Вместе с нами жили бабушка и дедушка, итого 10 человек. Мама всегда ходила еще подрабатывать, чтоб прокормить семью. Очень трудное время было после войны, в колхозе платили копейки, однако надо было трудодни вырабатывать, чтоб из колхоза не исключили. Когда закончили среднюю школу, встал вопрос о дальнейшей учебе. Марию, нашу старшенькую, сразу после войны пригласили работать учительницей в начальные классы (у нее было семилетнее образование). Тогда ведь кадров не хватало. Она четыре года работала учительницей, а потом поняла, что очень трудная эта работа. В Бресте открылись курсы весовщиков для работы на железной дороге. Она закончила эти курсы и до пенсии работала весовщицей. Ольга после 10 классов поступала в учительский институт, но не прошла по конкурсу, закончила курсы библиотекарей, года 2 или 3 работала библиотекарем, потом вышла замуж и тоже работала на железной дороге весовщицей. Мы с Аней поступили в вузы. Миша после 7 классов пошел работать строителем. После окончания Брестского пединститута я по направлению поехала работать на Старобинщину, в д. Хоростово, где председателем колхоза был знаменитый Герой Советского Союза Корж Василий Захарович, руководитель партизанского движения. Болезнь и операция заставили меня переехать в свое родное Остромечево, где проработала в школе 14 лет. Потом судьба забросила на Минщину. С 1980 года работала в поселке Самохваловичи, что в километрах двадцати от Минска. Было два выпуска учеников: один — в 1984 году, второй — в 1988 году. С 1990 года на заслуженном отдыхе. Матвеюк Галина Павловна, выпускница Остромечевской СШ 1954 года, Так называли в Остромечеве людей:Андрейчыковы; Андриёвы; Антоновы; Амбольковы; Алексиёвы; Антютыны; Борысовы; Бородеёвы; Быковского; Вычорковы; Вовчковы; Витины; Ванюшковы; Галэныны; Гнатовы; Грышыны; Гандзины; Дорофиянчины; Дымынтиёвы; Дымяновы; Дяковы; Даныловы; Иванюковы; «Кравцёвы»; Карпышыны; Клымовы; Кузавкувы; «Куцовы»; Корныловы; Козловы; «Кувалёвы»; Костиковы; Котковы; Люсьчыны; Ляховы; Лукашэвичовы; Лёниковы; Лизыны; Мартыновы; Маньчыны; Матруныны; Маёрышыны; Мулявковы; Мыкытовы; Мурашковы; Мызэровы; «Марчуковы»; Морозюковы; Мырончыковы; Марковы; Нюрыны; Наумчыковы; Наташчыны; Надины; Нинины; Настины; «Олендровы»; «Пашчанчыны»; Практиковы; Прокопцёвы; Поднюковы; Пагурёвы; Рыгурцёвы; Райчыны; «Сэляховы»; Сымэнчыковы; Сылыяновы; «Самусёвы»; Сашковы; Тимоновы; Тэклины; Тимошыны; Фэдоровы; Фыдосёвы; Фильчыны; Хартоновы; Хомыковы; Хартыныны; Шымытушыны; Юльковы; Яковцёвы; Якымовы. |