И. А. ПанасюкОт Остромечино до ОстромечевоВоспоминания из дневника Ю.Э. Пузыны, письмо правнука Юзефа Анджея Пузыны, 2017 г.А теперь ознакомтесь с содержанием ещё одного письма от пана Юзефа Анджея Пузыны, датированного 29 сентября 2017 года, содержание которого взято из материалов воспоминаний Эдварда Юзефа Пузыны – писателя, историка, генеалога, который окончил факультет истории и литературы в университете Фрибурга (Швейцария), защитил здесь степень доктора философских наук и прожил 20 лет своей жизни:І. «Теперь я могу рассказать кое-что о моём прадедушке Юлиане Сузине (1780–183?). В молодости он служил в армии Княжества Варшавского, где дослужился до звания капитана артиллерии и ордена – Крест «Virtuti Militari» (польский орден – Крест «На поле Славы (брани)»), который храню до сих пор. В столовой комнате, в Гремячем, висел его портрет в военной форме, не знаю, удалось ли сохранить его?.. На этом портрете прадед мой был изображён красивым брюнетом, с умными, может быть, немного грустными глазами, и очень длинным и заостренным носом. Этот его нос унаследовал от него один из его внуков – мой дядя Александр. Другие братья, хотя и имели тоже большие носы, но они были с горбинкой – «пузыновские». Среди правнуков Юлиана Сузина наиболее подобный чертами лица был мой двоюродный брат Владимир-Владислав (Владимир-Владислав Пузына родился 16 мая 1894 г., умер 15 ноября 1961 года в Лондоне, сын Станислава и Казимиры из Зелинских.), сын дяди Станислава, но похожий нос унаследовали также, отчасти, моя двоюродная сестра Нуна (Мария) Чосновска (Мария с Пузынов Чосновська. 1869 г., дочь Юлиана и Марии Лось.) и моя сестра Ирэна (Ирина (Ирэна) Пузынянка (1881–1933) – депутат Сейма Республики от Партии. Участвовала очень активно в мобилизации и агитации в пользу польских женщин, которые после Первой мировой войны боролись в Польше за избирательные права. В своей политической деятельности была сосредоточена на помощи беднейшим слоям населения и на борьбе с алкоголизмом. Она умерла преждевременно в 1933 году. В знак признания её заслуг перед страной была похоронена в Варшаве, в костёле Святого Креста на Краковском предместье.).
Прадед мой принимал участие в «московской кампании 1812 г.». Отступление огромной армии привело его к такой тяжёлой простуде, что он долгое время находился между жизнью и смертью. Вскоре после выздоровления Юлиан Сузин (1780–183?) женился на своей соседке Урсуле из Швыковских (1780–18??) – дочке Бернарда Швыковского (1728–1799) и Анны Карас(ёвны) (1740–1786), каштелянки. Однако умер он ещё в молодом возрасте, не дожив до замужества своих дочерей. Думаю, что именно эта болезнь (тяжёлая простуда) ускорила его смерть.
Прабабушка моя, Урсула Швыковская (по мужу Юлиану – Сузин), кроме брата Юзефа (1790–1823), консультанта, женившегося на сестре мужа, имела ещё и других родственников, которых, однако, не знаю. Одним из ее родственников был Валентий Швыковский (1812–1902), очень милый человек, французский поэт, собственник имения Пружаны, что в уездном городе того же названия. Он умело управлял этим имением совместно со своей молодой энергичной женой – пани Герминией (1817–1888) из рода Важинских, родственницей Крашевских, по линии сестры Юзефа Игнатия, вёл открыто домашнее хозяйство.
Пани Герминия была примерным человеком своего времени. Она любила производить впечатление, умела вести беседы на разные темы, а салон Швыковских считался одним из наиболее культурных в нашей стороне. Предки мои использовали такие добрососедские отношения Швыковских тогда, когда дед мой поселился в Поневежье, арендовал Белоусовщину от Яколковских
Дед мой увлекался пани Герминией, что, впрочем, не оказало ни малейшего влияния на его чувства к моей бабушке. Семейство Швыковских (Валентий и Герминия) не имели детей, однако воспитывали дальнюю родственницу пани Герминии – Эльжбету из рода Вислоухов, которую позднее выдали замуж за одного из жителей усадьбы в Плоске – пана Юзефа Зелинского из Лонжина, сына Густава (автора «Киргиза») от его первого брака с Румоцкой и единокровного брата моей тёти (жены брата отца) Станиславовой. (Казимира из Зелинских (1862–1951), дочь Густава и Анжелы из Румоцких, была замужем с 04.08.1882 г. за Станиславом Модестом Пузыной.) Думаю, что эта супружеская пара имела отношение к женитьбе моего дяди (брата отца).
Пан Юзеф, человек исключительно достойный, прекрасно образованный (для своего времени) и неглупый, в практической жизни не сумел справиться с некоторыми слабостями и тонул в своих собственных пристрастиях.
Дядя, Валентий Швыковский, чтобы помочь ему, продал после смерти жены Герминии (в 1888 году) Пружаны (к сожалению, «москалю» Вышеславову, маршалку шляхты дворянства Поневежского уезда, позднее маршалку шляхты гродненского губернского дворянства (конечно, с назначения, а не в результате выборов). Сам дядя поселился в Варшаве и вскоре скончался, вероятно, потому что не смог на старости лет перенести перемены условий своей жизни, а возможно и от тоски по Пружанам, где остались памятные места и могилы близких.
Мой отец, который насколько не любил пана Яна Швыковского (1810–189?), настолько был очень привязан к дяде Валентию, в 1890 году проводил меня, маленького ещё мальчика, к старику, который меня очень сердечно, тепло и ласково принял, благословил и на всю жизнь оставил о себе у меня память. Однако жертва дяди не очень помогла, и пан Юзеф Зелински умер почти банкротом. Спасением Лонжина занялась родня семьи Зелинских во главе с моим дядей; ему, главным образом, и обязаны Зелинские тем, что Лонжин уцелел, и по удивительной случайности судьбы именно на кладбище в Лонжине дядя и нашёл свой вечный покой.
Ещё один двоюродный брат моей бабушки, Константин (Михаил Казимир) Швыковский (18.07.1828, Вильно – 28.12.1897), женатый на Пшездзецкой, жил в Бинице, Ошмянского уезда, где в то время жил и его наследник – сын Ян Швыковский. Их мы никогда не знали, однако встречались в Варшаве с дочерью пана Константина, тётей Вожинской и ее дочерью Мижеевской; две панны Mижеевских, из которых одна очень красива, примерно моего возраста, были со мной достаточно учтивы и очень любезны, но до настоящего родственного сближения не дошло. А уже после войны я встретился в Министерстве иностранных дел с внуком другой сестры пана Константина – Михаилом Чудовским, тогда вице-консулом польским в Кенигсберге (Калиниграде), с которым связывают меня очень приятельские отношения.
Ещё несколько строк о моём прадедушке Юлиане. Прадед мой Юлиан Сузин в период около 1830 года был избран подкоморием брестским, однако должность не принял, может быть, из-за состояния здоровья, а может быть из-за материальных затрат, так как Oстромечево, хотя и было хорошей усадьбой, но было слишком мало, чтобы справиться с затратами, связанными с гражданской службой. Мои прадедушка с прабабушкой имели сына и трёх дочерей. Сын, имени которого я не помню (похоронен на кладбище при Остромечевской церкви), умер молодым в результате несчастного случая: упал навзничь спиной, катаясь на льду, ударился головой, что вызвало воспаление головного мозга, от которого он через несколько дней и умер. Дочери Юлиана по старшинству были в таком порядке: Анна (1816–?), Каролина (1820–?) и Розалия (1822–1908), моя бабушка (с 1840 года в замужестве Пузына).
Анна, или, как ее называли в семье, Аннет, вышла замуж за друга моего деда – пана Мартина Якубовского (1805–?), о чём уже мною ранее было сказано. Пан Мартин был честным и всеми любимым человеком, но предпочитал рюмку и компанию вместо работы на земле. Был сыном богатого отца, состоятельным человеком, владел усадьбой в красивом местечке Кругеле на Каменеччине, где имели резиденции семейство Якубовских, и ещё несколькими другими имениями в уезде, названия которых я не помню. Дом в Кругеле был всегда открытым и полным гостей, а бабуня Якубовска, как нам велено было ее называть, имела широкий круг общения и ещё более широкую переписку, которую рассылала, обычно, через посыльных. Отец мой её не любил, говорил, что тётя Якубовска на посыльных «промотала» целое имение.
Дело в том, что Якубовские чередой стали продавать одно имение за другим, пока не пришла очередь Кру(к)геля, который приобрел полковник Подгурский, внук или сын О’Бёрнов, довольно близких родственников Сузинов. Эту покупку никогда не могла ему простить бабуня Якубовска, которая с этого времени знать его не хотела и говорила на него всё, что только могла наихудшее. Но она была не права: полковник был со всех сторон достойным человеком, достойным гражданином и трудолюбивым хозяином, который своим трудом содержал и воспитывал своё очень многочисленное потомство». Перевод с польского Панасюка И.А., 11.09.2017 г., Лунинец
II. Людвик (Станислав) Сузин, умирая, оставил двух несовершеннолетних сыновей, одним из которых был мой прапрадед Антоний (1750–183?), будущий брестский земский судья. Имени второго сына не знаю и даже не слышал, что с ним стало. О тех двух братьях осталось в памяти семьи то, что их опека так всё обустроила, что когда они достигли совершеннолетия, ни Жицина, ни Величково уже не было. Величково перешло к Франковским, а от них к Мокревкину, послу российскому в Париже. Мокревкин, кроме того, имел в наших краях Гурки; там в мои молодые годы был арендатором некий Забежовски, легкомысленный гуляка, о нём мой отец говорил, что он подаёт очень дурной пример соседям и ровесникам. Среди жертв его легкомыслия был Павел Малаховски с Сычей, которого мой отец считал очень достойным человеком, однако, ввязавшись в плохую компанию легкомысленного Забежовского, он вынужден был продать Сычи. Забежовский получил какое-то место в Лодзи и теперь является чиновником в Министерстве труда. Несколькими годами ранее встретил его на собрании служащих. Не знаю, жив ли ещё Забежовски.
Жицин, не знаю в какое время, перешёл во владение Нововейских (неофитов). Через Нововейских стал собственностью дома Телятицкой
Возвращусь к Антонию Сузину. О нём остались воспоминания, что он очень любил принимать гостей. А через Остромечево, где он жил, проходила дорога из Бреста до Волчина. Пан судья любил высматривать, кто ездит трактом, приказав для этого построить специальное место, использовал иногда для наблюдений подзорную трубу. Когда замечал «брата шляхтича», знакомого или даже незнакомого, с помощью людей своих в Остромечево приглашал к себе и по несколько дней кормил его и «угощал»… Случалось это неоднократно. Женился Антоний с Анной O’Бёрн (1760–1850), отец которой Джеймс вместе с братом Яном были баронами, титул этот получили ещё при Августе III (Фридрихе, 1696–1763), польском короле и курфюрсте саксонском с 1733 года
Об О’Бёрнах трудно было в наших краях собрать какие-то сведения, хотя несколько семей и породнились с ними. Они сами выехали из наших краёв, и неизвестно было, где их искать. Родство с О’Бёрнами тогда имели Подгурские из Кругеля (которые Кругель и купили у Якубовских), а также Гельтмановы из Волковыска (Гродненской губернии), одна из их дома была замужем за Тадеушем Андрейковичем, большим любителем спиртных напитков. Вторая, пани Леонтия, служила много лет воспитательницей у Бианов в Брошкове; третья, Александра, воспитывала нас несколько лет и хотя с моими родителями не была фамильярной, бабушку мою называла «цёця»
Однако возвратимся к О’Бёрнам. Два брата Ян и Джеймс (James) оказались в Польше с саксонскими войсками (современная Германия). Оба получили гражданство, но после смерти Августа III Ян окончательно эмигрировал в Саксонию, где потомки его живут по сей день, а Джеймс остался в Польше. Женившись на Анне Ельской из Волковыска, владел там имением, которое называлось «Ирландка». Оно существует и теперь, хотя уже О’Бёрнам оно не принадлежит.
Второе имение имел в Брестском уезде – Волковичи, в двух верстах от Высоко-Литовска
Позднее появился откуда-то из России второй О’Бёрн с женой. Он был образованным чиновником, которого сразу же назначили земским начальником (он уже был православным россиянином). Поселился на своей большей части Волковичей. Благополучно устроившись, он приступил к исполнению службы. Доктор Подгурский несколько раз посещал его как врач, говорил мне, что он показался ему культурным, хотя и очень чужим человеком, поэтому вопрос родства с ним он не затрагивал. О’Бёрн, который как чиновник достойно исполнял свои обязанности и был человеком воспитанным, к местной польской шляхте не склонялся, но и достойных соседей-россиян не принимал у себя, жил одиноко со своей молодой женой, ему наверное этого было достаточно.
Что с этими двумя О’Бёрнами случилось после войны
Тем временем, будучи во Фрибурге, прочитал в католической газете «Свобода», что при саксонском дворе появились очень талантливые проповедники, которые своими проповедями сумели обратить в католическую веру несколько особ из наилучших саксонских семей. Среди «обращённых» автор артикула называл баронессу О’Бёрн, жену гувернёра королевичей. Заглянув в альманах gotajskiego (Готайского), действительно нашёл, что гувернёром детей саксонского двора является майор О‘Бёрн. Без раздумья написал ему и получил ответ с большими подробностями, которыми он владел сам, но за советом обращался к леди Stepney (Стэпни), которая владеет большей информацией чем он. Таким же способом я узнал, что отец Яна и Джеймса О‘Бёрнов писался of Ballinrby и был первым баронетом в этом роду. Имени и фамилии его жены не помню. Знаю только, что она из рода Southamtonowny (Саусамтоновны), из семьи графов (earis) Southampton, в настоящее время угасшей, но когда-то очень известной в Англии; знаю также, что баронет родился от матери О‘Бёрн(овны) of Ballinearag. Позднее, изучая документы Dederett’sa в книге пар, нашёл в них и Лестер, потомков первого баронета по старшему его сыну и ещё других О‘Бёрн(ов), осевших в Ирландии, но писавшихся не of Ballinerby [Ба(э)линрбай] и не of Ballinearagh, но как-то иначе, не помню...» Семейство Антония Сузина построило в Остромечево церковь, при которой спонсировали церковный приход. Они сами и их сын Юлиан похоронены на церковном кладбище (рядом, справа от входа в церковь, под красивым памятником с крестом и распятием, а также чугунным гербом рода Сузинов «Рох III». – П.И.). Здесь же, за церковью, на цвинтаре хоронили и православных священнослужителей. Ими были до последних времён исключительно члены семьи Романских от отца к сыну. Род их происходит из старой оседлой брестской шляхты, о которой в своих «Диарушах» вспоминает Матушевич:
«…более старые надписи (на памятниках) были исключительно на польском языке, но уже более поздние на российском. Однако российские начинаются только после 1863 года… Священники Романские, хотя и проповедовали как православные, однако ещё после 1835 (до 1839 года. – П.И.) чувствовали большую склонность к польскости, что официально и демонстрировали на надмогильных надписях. Только после 1863 года польские настроения стали опасными и могли явиться причиной утраты духовного звания. Романские успокоились потому, что место православного священника стало хорошо оплачиваемым.
Последнего остромечевского священника, которого (я) знал, звали отец Леонид P.S. Материал, подтверждающий воспоминания Ю.Э. Пузыны, есть в книге «Гарады і вёскі Беларусі, Брэсцкая вобласць», том 4 (Мінск : БЭ, 2007) на следующих страницах: с. 55. Кругель Ратайчыцкай воласці. Прозвішча: Падгурскі Браніслаў – 505 дзесяцін пашнай зямлі, млын паравы. с. 92. Валковічы, Фёдар Валковіцкі, О’Берны – чытай О’Бёрны, Ганна была ў Астрамечава замужам за Антоніем Сузіным, пабудавала ў 1840 годзе трэці будынак Астрамечаўскай царквы, пахавана разам з мужам і сынам Юліянам побач ля ўвахода ў царкву. с. 93. Маёнтак Хадосы, імя Аўгусціна Сузіна (1800–187?), як высветлілася, ён малодшы брат Юліяна і Ганны Сузінаў, паручнік, быў членам Брэсцкага загавора, які не паспелі здзейсніць, збіраліся ў Астрамечава, у маёнтку бацькоў Сузіна, так апісваецца ў матэрыялах справы. Быў у 1846 годзе арыштаваны разам з 39 другімі землеўладальнікамі і высланы ў ссылку, яго пазбавілі звання паручніка. Пасля вяртання з ссылкі жыў у в. Хадосы на Камянеччыне. У 1897 годзе ўспамінаецца Емельян Сузін, відавочна ягоны сын. с. 93. Швыкоўскі Іван (1780–1823), родам з Мінькавічаў, жанаты на Марыі Ядвізе Урсын Нямцэвіч са Скокаў. с. 231. Хадосы Горныя належаць Емельяну Сузіну, як вышэй было напісана, верагодна, сыну Аўгусціна Сузіна. П.І.
| ||||||